– Что я наделал? Моника, как теперь это остановить? – спросил я и бессильно уронил отвертку на пол.
– Почему это так важно? – Моника подняла отвертку и начала изучать инструкцию. – Если бы ты этого не сделал, ты бы лишился работы.
Я посмотрел на лежащие передо мной доски, в общем-то, они не были настоящими досками, потом оглядел крохотную квартирку, в которой царил хаос и куда сквозь стены проникал звук проезжающих по улице машин. Мне стало тоскливо.
– Потому что важно, – ответил я.
– Микки, что, черт возьми, там произошло? Ты уехал как принц на белом коне, а вернулся вообще никакой.
Я рассказал ей все. И странное дело, проговаривая вслух свою историю, я начал понимать, что происходит. На это потребовалось два часа времени и еще несколько бокалов вина, но я сидел с сестрой в ее тесной, неприбранной квартире в Стоквелле [37] и говорил до самого рассвета. Я рассказал Монике о Кэтлин и отеле, о Ханне, Лизе и преследователях китов, и пока я о них рассказывал, их лица оживали у меня перед глазами. На секунду мне показалось, будто я вернулся туда, где легко дышится, я слышал шум волн и кожей чувствовал соленый морской бриз. Я рассказал Монике о смерти Летти, о выбросившемся на берег детеныше кита, о звуках, которые услышал, когда Лиза опустила в воду гидрофон. А когда я дошел до того момента, как силуэт светловолосой женщины исчезал в зеркале заднего вида, то наконец понял.
– Я влюбился, – сказал я.
Это признание само собой сорвалось у меня с языка. Я прислонился спиной к дивану и словно в забытьи повторил:
– Я влюбился.
– Аллилуйя, – сказала Моника и затушила сигарету. – Теперь я могу идти спать? Ты как приехал, я все ждала, когда же до тебя это дойдет.
Деннис, когда зевал, издавал такой же звук, как собака ранним утром. Уникальный звук, что было странно в нашей ситуации, так как я знал, что это у него такая тактика. Деннис зевал для пущего эффекта, когда конкурирующая фирма проводила презентацию своего проекта или когда кто-нибудь хотел сказать то, что он не желал слышать. А такое случалось часто.
Итак, он откинулся в своем кожаном кресле и зевнул столь широко, что я мог бы пересчитать все пломбы из амальгамы в его верхней челюсти.
– Извини, Майк. Так что, ты говоришь, хочешь сделать?
– Я увольняюсь, – сказал я просто, стоя напротив него.
Вообще-то, я подготовил целую речь, репетировал бессонной ночью несколько часов, но, когда дошло до дела, решил, что хватит и этих двух слов.
– Что?
– Я написал заявление. Предупреждаю заранее.
Деннис резко прекратил зевать. Он посмотрел на меня исподлобья и снова откинулся в кресле.
– Не глупи. К весне мы добьем сделку с Картером. Ты же вел ее с самого начала.
Я пожал плечами:
– Меня не волнует сделка с Картером. Надеюсь, ты разрешишь мне уйти прямо сейчас. Я бы с радостью отказался от зарплаты.
– Хватит валять дурака, парень. У меня нет времени.
– Я абсолютно серьезен.
– Днем поговорим. А сейчас исчезни. Я жду звонок из Токио.
– Днем меня здесь не будет.
В этот момент Деннис понял, что я не шучу. Было видно, что он раздражен, как будто я пытаюсь что-то у него выбить.
– Дело в деньгах? Я же говорил, что в январе пересмотрю твою зарплату.
– Дело не в деньгах.
– В пакет будет включен пункт частной страховки здоровья. Пластическая хирургия, если тебе это интересно. Тебе даже не потребуется платить взносы.
Мне вдруг захотелось ослабить галстук и расстегнуть воротничок сорочки.
– Это из-за Ванессы? Ты думаешь, что я хочу тебя выжить?
– Ты хочешь, чтобы я ушел, но это не из-за Ванессы. Послушай, я знаю: ты не хочешь, чтобы я ушел, пока «Вэлланс» не определились.
– А кто говорит, что «Вэлланс» не определились?
– Я не дурак, Деннис.
Деннис взял со стола ручку и обвел взглядом офис, как будто раздумывал, что бы такого сказать, потом остановил взгляд на мне.
– Да сядь ты, ради бога, не маячь.
В ту осень Лондон трудно было назвать приятным местом: небо было низким и мрачным, дождь шел стеной, вода скапливалась в лужах на неровных тротуарах и заползала вверх по брючинам. Порой тучи опускались так низко, чуть ли не на крыши домов, я даже начал опасаться, что у меня разовьется клаустрофобия.
«А вообще, – думал я, глядя в окно, – это мог бы быть любой сезон, если учитывать, сколько времени я провожу на улице».
Зимой я иногда надевал пальто, летом мог надеть легкую рубашку, но, когда день за днем проводишь в помещении с кондиционерами и двойным остеклением, а на работу и с работы ездишь либо на метро, либо в такси, времена года пролетают, не требуя особой адаптации.
Я сел. Снаружи сигналили машины, были слышны какие-то крики. Деннис – большой любитель перебранок, обычно он бросал все дела и подходил к окну, чтобы понаблюдать за происходящим на улице. Но сейчас он сидел за столом и смотрел на свои руки. Ждал. Думал.
– Послушай, Деннис, мне жаль, что так получилось с Ванессой, – первым заговорил я. – Я никогда не хотел причинить ей боль.
Тут Деннис сменил манеру поведения. Он расправил плечи и наклонился ко мне. Лицо его на секунду смягчилось.
– Несса это переживет, – сказал он. – Найдет себе кого-нибудь получше. Мне бы разозлиться на тебя, учитывая, что она моя дочь, но я отлично знаю, что Тина за штучка. Пару раз чуть сам не пошел по этой дорожке. Да вот только мать Ванессы владеет всеми нашими активами, и это удержало. – Деннис усмехнулся. – Плюс она сказала, что в случае чего расплющит мои яйца пресс-папье.
Деннис глубоко вздохнул и бросил мне ручку через стол.
– Черт, Майк. Как до такого дошло?
Я поймал ручку и положил ее обратно на стол напротив Денниса.
– Я тебе уже говорил, я не могу участвовать в этом проекте.
– Из-за мерзких рыб?
– Дело не только в китах. Там все важно. Мы… Если мы будем продолжать, мы разрушим жизни людей.
– Раньше тебя это никогда не волновало.
– Возможно, зря.
– Ты не можешь защитить людей от прогресса. И ты это знаешь.
– А кто сказал, что это прогресс? В любом случае некоторые люди нуждаются в защите.
– Это же не завод по переработке ядерных отходов, Майк, это всего лишь чертов отель.
– Но последствия могут быть такими же.
Я видел, что Деннис не верит моим словам. Он покачал головой и поставил несколько крестиков в своем блокноте, потом посмотрел на меня:
– Не делай этого, Майк. Я признаю, что после возвращения вывел тебя из круга, но ты стал таким благочестивым, аж тошно, а я могу доверять тебе, только если ты на сто процентов со мной.
– Я с тобой Деннис, но не за этот проект.
– Ты же понимаешь, что мы зашли слишком далеко, возвращаться уже поздно.
– Нет, не поздно. Мы нашли два новых места. Оба варианта реальные, и ты это знаешь.
– И оба намного дороже первого.
– Не намного, если компенсировать С94. Я проверял.
– Работа над проектом будет продолжаться, хочешь ты этого или нет.
Деннис не хамил, он скорее извинялся, а я вдруг понял, что дело не в бизнесе, дело в Ванессе. Он не мог пойти публично против дочери – это было бы уже слишком.
– Извини, Майк, но все задействовано по первоначальному плану.
– Тогда я увольняюсь. – Я встал и протянул Деннису руку. – Мне действительно жаль, Деннис. Ты даже не представляешь насколько.
Он не пожал мне руку, и я пошел к двери.
– Черт, да это же просто смешно! – От злости Деннис дал петуха. – Ты не можешь разрушить свою карьеру из-за каких-то рыб. Перестань, парень. Мы же друзья, или как? Мы сможем через это пройти.
Я остановился у двери. Странно, но по голосу Денниса я слышал, что он чувствует то же, что и я, – сожаление даже более сильное, чем то, что я чувствовал после разрыва с Ванессой.
– Мне жаль.
Я открыл дверь, и тут он снова заговорил:
– Ты же не будешь со мной воевать из-за всего этого, Майк. – Это был и вопрос и утверждение одновременно. – Можешь уходить, если считаешь нужным, но не пытайся сорвать мою сделку.
37
Стоквелл (англ. Stockwell) – район Лондона.